Книги для чтения на английском языке, Онлайн библиотека. Неоконченный рассказ

We no longer groan and heap ashes upon our heads when the flames of Tophet are mentioned.	Мы теперь не стонем и не посыпаем главу пеплом при упоминании о геенне огненной.
For, even the preachers have begun to tell us that God is radium, or ether or some scientific compound, and that the worst we wicked ones may expect is a chemical reaction.	Ведь даже проповедники начинают внушать нам, что бог — это радий, эфир или какая-то смесь с научным названием и что самое худшее, чему мы, грешные, можем подвергнуться на том свете, — это некая химическая реакция.
This is a pleasing hypothesis; but there lingers yet some of the old, goodly terror of orthodoxy.	Такая гипотеза приятна, но в нас еще осталось кое-что и от старого религиозного страха.
There are but two subjects upon which one may discourse with a free imagination, and without the possibility of being controverted.	Существуют только две темы, на которые можно говорить, дав волю своей фантазии и не боясь опровержений.
You may talk of your dreams; and you may tell what you heard a parrot say.	Вы можете рассказывать о том, что видели во сне, и передавать то, что слышали от попугая.
Both Morpheus and the bird are incompetent witnesses; and your listener dare not attack your recital.	Ни Морфея, ни попугая суд не допустил бы к даче свидетельских показаний, а слушатели не рискнут придраться к вашему рассказу.
The baseless fabric of a vision, then, shall furnish my theme — chosen with apologies and regrets instead of the more limited field of pretty Polly's small talk.	Итак, сюжетом моего рассказа будет сновидение, за что приношу свои искренние извинения попугаям, словарь которых уж очень ограничен.
I had a dream that was so far removed from the higher criticism that it had to do with the ancient, respectable, and lamented bar-of-judgment theory.	Я видел сон, столь далекий от скептических настроений наших дней, что в нем фигурировала старинная, почтенная, безвременно погибшая теория страшного суда.
Gabriel had played his trump; and those of us who could not follow suit were arraigned for examination.	Гавриил протрубил в трубу, и те из нас, кто не сразу откликнулся на его призыв, были притянуты к допросу.
I noticed at one side a gathering of professional bondsmen in solemn black and collars that buttoned behind; but it seemed there was some trouble about their real estate titles; and they did not appear to be getting any of us out.	В стороне я заметил группу профессиональных поручителей в черных одеяниях с воротничками, застегивающимися сзади; но, по — видимому, что-то с их имущественным цензом оказалось неладно, и непохоже было, чтобы нас выдали им на поруки.
A fly cop — an angel policeman — flew over to me and took me by the left wing.	Крылатый ангел-полисмен подлетел ко мне и взял меня за левое крыло.
Near at hand was a group of very prosperous-looking spirits arraigned for judgment.	Совсем близко стояло несколько очень состоятельного вида духов, вызванных в суд.
"Do you belong with that bunch?" the policeman asked.	— Вы из этой шайки? — спросил меня полисмен.
"Who are they?" was my answer.	— А кто они? — ответил я вопросом.
"Why," said he, "they are — "	— Ну, как же, — сказал он, — это люди, которые…
But this irrelevant stuff is taking up space that the story should occupy.	Но все это не относится к делу и только занимает место, предназначенное для рассказа.
Dulcie worked in a department store.	Дэлси служила в универсальном магазине.
She sold Hamburg edging, or stuffed peppers, or automobiles, or other little trinkets such as they keep in department stores.	Она продавала ленты, а может быть, фаршированный перец, или автомобили, или еще какие-нибудь безделушки, которыми торгуют в универсальных магазинах.
Of what she earned, Dulcie received six dollars per week.	Из своего заработка она получала на руки шесть долларов в неделю.
The remainder was credited to her and debited to somebody else's account in the ledger kept by G–––– Oh, primal energy, you say, Reverend Doctor — Well then, in the Ledger of Primal Energy.	Остальное записывалось ей в кредит и кому-то в дебет в главной книге, которую ведет господь бог… то есть, виноват, ваше преподобие. Первичная Энергия, так, кажется? Ну, значит, в главной книге Первичной Энергии.
During her first year in the store, Dulcie was paid five dollars per week.	Весь первый год, что Дэлси работала в магазине, ей платили пять долларов в неделю.
It would be instructive to know how she lived on that amount.	Поучительно было бы узнать, как она жила на эту сумму.
Don't care?	Вам это не интересно?
Very well; probably you are interested in larger amounts.	Очень хорошо, вас, вероятно, интересуют более крупные суммы.
Six dollars is a larger amount.	Шесть долларов боле крупная сумма.
I will tell you how she lived on six dollars per week.	Я расскажу вам, как она жила на шесть долларов в неделю.
One afternoon at six, when Dulcie was sticking her hat-pin within an eighth of an inch of her medulla oblongata, she said to her chum, Sadie — the girl that waits on you with her left side:	Однажды, в шесть часов вечера, прикалывая шляпку так, что булавка прошла в одной восьмой дюйма от мозжечка, Дэлси сказала своей сослуживице Сэди — той, что всегда поворачивается к покупателю левым профилем:
"Say, Sade, I made a date for dinner this evening with Piggy."	— Знаешь, Сэди, я сегодня сговорилась пойти обедать с Пигги.
"You never did!" exclaimed Sadie admiringly.	— Не может быть! — воскликнула Сэди с восхищением.
"Well, ain't you the lucky one?	— Вот счастливица-то!
Piggy's an awful swell; and he always takes a girl to swell places.	Пигги страшно шикарный, он всегда водит девушек в самые шикарные места.
He took Blanche up to the Hoffman House one evening, where they have swell music, and you see a lot of swells.	— Один раз он водил Бланш к Гофману, а там всегда такая шикарная музыка и пропасть шикарной публики.
You'll have a swell time, Dulce."	Ты шикарно проведешь время, Дэлси.
Dulcie hurried homeward.	Дэлси спешила домой.
Her eyes were shining, and her cheeks showed the delicate pink of life's — real life's — approaching dawn.	Глаза ее блестели. На щеках горел румянец, возвещавший близкий расцвет жизни, настоящей жизни.
It was Friday; and she had fifty cents left of her last week's wages.	Была пятница, из недельной получки у Дэлси оставалось пятьдесят центов.
The streets were filled with the rush-hour floods of people.	Улицы, как всегда в этот час, были залиты потоками людей.
The electric lights of Broadway were glowing — calling moths from miles, from leagues, from hundreds of leagues out of darkness around to come in and attend the singeing school.	Электрические огни на Бродвее сияли, привлекая из темноты ночных бабочек; они прилетали сюда за десятки, за сотни миль, чтобы научиться обжигать себе крылья.
Men in accurate clothes, with faces like those carved on cherry stones by the old salts in sailors' homes, turned and stared at Dulcie as she sped, unheeding, past them.	Хорошо одетые мужчины — лица их напоминали те, что старые матросы так искусно вырезывают из вишневых косточек, — оборачивались и глядели на Дэлси, которая спешила вперед, не удостаивая их вниманием.
Manhattan, the night-blooming cereus, was beginning to unfold its dead-white, heavy-odoured petals.	Манхэттен, ночной кактус, начинал раскрывать свои мертвенно белые, с тяжелым запахом лепестки.
Dulcie stopped in a store where goods were cheap and bought an imitation lace collar with her fifty cents.	Дэлси вошла в дешевый магазин и купила на свои пятьдесят центов воротничок из машинных кружев.
That money was to have been spent otherwise — fifteen cents for supper, ten cents for breakfast, ten cents for lunch.	Эти деньги были, собственно говоря, предназначены на другое пятнадцать центов на ужин, десять — на завтрак и десять — на обед.
Another dime was to be added to her small store of savings; and five cents was to be squandered for licorice drops — the kind that made your cheek look like the toothache, and last as long.	Еще десять центов Дэлси хотела добавить к своим скромным сбережениям, а пять — промотать на лакричные леденцы, от которых, когда засунешь их за щеку, кажется, что у тебя флюс и которые тянутся, тогда их сосешь, так же долго, как флюс.
The licorice was an extravagance — almost a carouse — but what is life without pleasures?	Леденцы были, конечно, роскошью, почти оргией, но стоит ли жить, если жизнь лишена удовольствий!
Dulcie lived in a furnished room.	Дэлси жила в меблированных комнатах.
There is this difference between a furnished room and a boarding-house. In a furnished room, other people do not know it when you go hungry.	Между меблированными комнатами и пансионом есть разница: в меблированных комнатах ваши соседи не знают, когда вы голодаете.
Dulcie went up to her room — the third floor back in a West Side brownstone-front.	Дэлси поднялась в свою комнату — третий этаж, окна во двор, в мрачном каменном доме.
She lit the gas.	Она зажгла газ.
Scientists tell us that the diamond is the hardest substance known.	Ученые говорят нам, что самое твердое из всех тел — алмаз.
Their mistake.	Они ошибаются.
Landladies know of a compound beside which the diamond is as putty.	Квартирные хозяйки знают такой состав, перед которым алмаз покажется глиной.
They pack it in the tips of gas-burners; and one may stand on a chair and dig at it in vain until one's fingers are pink and bruised.	Они смазывают им крышки газовых горелок, и вы можете залезть на стул и раскапывать этот состав, пока не обломаете себе ногти, и все напрасно.
A hairpin will not remove it; therefore let us call it immovable.	Даже шпилькой его не всегда удается проковырять, так что условимся называть его стойким.
So Dulcie lit the gas.	Итак, Дэлси зажгла газ.
In its one-fourth-candlepower glow we will observe the room.	При его свете силою в четверть свечи мы осмотрим комнату.
Couch-bed, dresser, table, washstand, chair — of this much the landlady was guilty.	Кровать, стол, комод, умывальник, стул — в этом была повинна хозяйка.
The rest was Dulcie's.	Остальное принадлежало Дэлси.
On the dresser were her treasures — a gilt china vase presented to her by Sadie, a calendar issued by a pickle works, a book on the divination of dreams, some rice powder in a glass dish, and a cluster of artificial cherries tied with a pink ribbon.	На комоде помещались ее сокровища, фарфоровая с золотом вазочка, подаренная ей Сэди, календарь-реклама консервного завода, сонник, рисовая пудра в стеклянном блюдечке и пучок искусственных вишен, перевязанный розовой ленточкой.
Against the wrinkly mirror stood pictures of General Kitchener, William Muldoon, the Duchess of Marlborough, and Benvenuto Cellini.	Прислоненные к кривому зеркалу стояли портреты генерала Киченера, Уильяма Мэлдуна, герцогини Молборо и Бенвенуто Челлини.
Against one wall was a plaster of Paris plaque of an O'Callahan in a Roman helmet. Near it was a violent oleograph of a lemon-coloured child assaulting an inflammatory butterfly.	На стене висел гипсовый барельеф какого-то ирландца в римском шлеме, а рядом с ним — ярчайшая олеография, на которой мальчик лимонного цвета гонялся за огненно — красной бабочкой.
This was Dulcie's final judgment in art; but it had never been upset.	Дальше этого художественный вкус Дэлси не шел; впрочем, он никогда и не был поколеблен.
Her rest had never been disturbed by whispers of stolen copes; no critic had elevated his eyebrows at her infantile entomologist.	Никогда шушуканья о плагиатах не нарушали ее покоя; ни один критик не щурился презрительно на ее малолетнего энтомолога.
Piggy was to call for her at seven.	Пигги должен был зайти за нею в семь.
While she swiftly makes ready, let us discreetly face the other way and gossip.	Пока она быстро приводит себя в порядок, мы скромно отвернемся и немного посплетничаем.
For the room, Dulcie paid two dollars per week.	За комнату Дэлси платит два доллара в неделю.
On week-days her breakfast cost ten cents; she made coffee and cooked an egg over the gaslight while she was dressing.	В будни завтрак стоит ей десять центов; она делает себе кофе и варит яйцо на газовой горелке, пока одевается.
On Sunday mornings she feasted royally on veal chops and pineapple fritters at "Billy's" restaurant, at a cost of twenty-five cents — and tipped the waitress ten cents. New York presents so many temptations for one to run into extravagance.	По воскресеньям она пирует-ест телячьи котлеты и оладьи с ананасами в ресторане Билли; это стоит двадцать пять центов, и десять она дает на чай Нью-Йорк так располагает к расточительности.
She had her lunches in the department-store restaurant at a cost of sixty cents for the week; dinners were $1.05.	Днем Дэлси завтракает на работе за шестьдесят центов в неделю и обедает за один доллар и пять центов.
The evening papers — show me a New Yorker going without his daily paper! — came to six cents; and two Sunday papers — one for the personal column and the other to read — were ten cents.	Вечерняя газета — покажите мне жителя Нью-Йорка, который обходился бы без газеты! — стоит шесть центов в неделю и две воскресных газеты — одна ради брачных объявлений, другая для чтения — десять центов.
The total amounts to $4.76.	Итого — четыре доллара семьдесят шесть центов.
Now, one has to buy clothes, and —	А ведь нужно еще одеваться, и…
I give it up.	Нет, я отказываюсь.
I hear of wonderful bargains in fabrics, and of miracles performed with needle and thread; but I am in doubt.	Я слышал об удивительно дешевых распродажах мануфактуры и о чудесах, совершаемых при помощи нитки и иголки; но я что-то сомневаюсь.
I hold my pen poised in vain when I would add to Dulcie's life some of those joys that belong to woman by virtue of all the unwritten, sacred, natural, inactive ordinances of the equity of heaven.	Мое перо повисает в воздухе при мысли о том, что в жизнь Дэлси следовало бы еще включить радости, какие полагаются женщине в силу всех неписанных, священных, естественных, бездействующих законов высшей справедливости.
Twice she had been to Coney Island and had ridden the hobby-horses.	Два раза она была на Кони-Айленде и каталась на карусели.
'Tis a weary thing to count your pleasures by summers instead of by hours.	Скучно, когда удовольствия отпускаются вам не чаще раза в год.
Piggy needs but a word.	О Пигги нужно сказать всего несколько слов.
When the girls named him, an undeserving stigma was cast upon the noble family of swine.	Когда девушки дали ему это прозвище, на почтенное семейство свиней легло незаслуженное клеймо позора.
The words-of-three-letters lesson in the old blue spelling book begins with Piggy's biography.	Можно и дальше использовать для его описания животный мир: у Пигги была душа крысы, повадки летучей мыши и великодушие кошки.
He was fat; he had the soul of a rat, the habits of a bat, and the magnanimity of a cat . . .	Он одевался щеголем и был знатоком по части недоедания.
He wore expensive clothes; and was a connoisseur in starvation. He could look at a shop-girl and tell you to an hour how long it had been since she had eaten anything more nourishing than marshmallows and tea.	Взглянув на продавщицу из магазина, он мог сказать вам с точностью до одного часа, сколько времени прошло с тех пор, как она ела что — нибудь более питательное, чем чай с пастилой.
He hung about the shopping districts, and prowled around in department stores with his invitations to dinner.	Он вечно рыскал по большим магазинам и приглашал девушек обедать.
Men who escort dogs upon the streets at the end of a string look down upon him.	Мужчины, выводящие на прогулку собак, и те смотрят на него с презрением.
He is a type; I can dwell upon him no longer; my pen is not the kind intended for him; I am no carpenter.	Это — определенный тип: хватит о нем; мое перо не годится для описания ему подобных: я не плотник.
At ten minutes to seven Dulcie was ready.	Без десяти семь Дэлси была готова.
She looked at herself in the wrinkly mirror. The reflection was satisfactory.	Она посмотрелась в кривое зеркало и осталась довольна.
The dark blue dress, fitting without a wrinkle, the hat with its jaunty black feather, the but-slightly-soiled gloves — all representing self-denial, even of food itself — were vastly becoming.	Темно-синее платье, сидевшее на ней без единой морщинки, шляпа с кокетливым черным пером, почти совсем свежие перчатки — все эти свидетельства отречения (даже от обеда) были ей очень к лицу.
Dulcie forgot everything else for a moment except that she was beautiful, and that life was about to lift a corner of its mysterious veil for her to observe its wonders.	На минуту Дэлси забыла все, кроме того, что она красива и что жизнь готова приподнять для нее краешек таинственной завесы и показать ей свои чудеса.
No gentleman had ever asked her out before.	Никогда еще ни один мужчина не приглашал ее в ресторан.
Now she was going for a brief moment into the glitter and exalted show.	Сегодня ей предстояло на краткий миг заглянуть в новый, сверкающий красками мир.
The girls said that Piggy was a "spender."	Девушки говорили, что Пигги — «мот».
There would be a grand dinner, and music, and splendidly dressed ladies to look at, and things to eat that strangely twisted the girls' jaws when they tried to tell about them.	Значит, предстоит роскошный обед, и музыка, и можно будет поглядеть на разодетых женщин и отведать таких блюд, от которых у девушек скулы сводит, когда они пытаются описать их подругам.
No doubt she would be asked out again.	Без сомнения, он и еще когда-нибудь пригласит ее.
There was a blue pongee suit in a window that she knew — by saving twenty cents a week instead of ten, in — let's see — Oh, it would run into years!	В окне одного магазина она видела голубое платье из китайского шелка. Если откладывать каждую неделю не по десять, а по двадцать центов постойте, постойте нет, на это уйдет несколько лет.
But there was a second-hand store in Seventh Avenue where —	Но на Седьмой авеню есть магазин подержанных вещей, и там…
Somebody knocked at the door. Dulcie opened it.	Кто-то постучал в дверь Дэлси открыла.
The landlady stood there with a spurious smile, sniffing for cooking by stolen gas.	В дверях стояла квартирная хозяйка с притворной улыбкой на губах и старалась уловить носом, не пахнет ли стряпней на украденном газе.
"A gentleman's downstairs to see you," she said.	— Вас там внизу спрашивает какой-то джентльмен, — сказала она.
"Name is Mr. Wiggins."	— Фамилия Уиггинс.
By such epithet was Piggy known to unfortunate ones who had to take him seriously.	Под таким названием Пигги был известен тем несчастным, которые принимали его всерьез.
Dulcie turned to the dresser to get her handkerchief; and then she stopped still, and bit her underlip hard.	Дэлси повернулась к комоду, чтобы достать носовой платок, и вдруг замерла на месте и крепко закусила нижнюю губу.
While looking in her mirror she had seen fairyland and herself, a princess, just awakening from a long slumber.	Пока она смотрела в зеркало, она видела сказочную страну и себя — принцессу, только что проснувшуюся от долгого сна.
She had forgotten one that was watching her with sad, beautiful, stern eyes — the only one there was to approve or condemn what she did.	Она забыла того, кто не спускал с нее печальных, красивых, строгих глаз, единственного, кто мог одобрить или осудить ее поведение.
Straight and slender and tall, with a look of sorrowful reproach on his handsome, melancholy face, General Kitchener fixed his wonderful eyes on her out of his gilt photograph frame on the dresser.	Прямой, высокий и стройный, с выражением грустного упрека на прекрасном меланхолическом лице, генерал Киченер глядел на нее из золоченой рамки своими удивительными глазами.
Dulcie turned like an automatic doll to the landlady.	Как заводная кукла, Дэлси повернулась к хозяйке.
"Tell him I can't go," she said dully.	— Скажите ему, что я не пойду, — проговорила она тупо.
"Tell him I'm sick, or something.	— Скажите, что я больна или еще что-нибудь.
Tell him I'm not going out."	Скажите, что я не выхожу.
After the door was closed and locked, Dulcie fell upon her bed, crushing her black tip, and cried for ten minutes.	Проводив хозяйку и заперев дверь, Дэлси бросилась ничком на постель, так что черное перо совсем смялось, и проплакала десять минут.
General Kitchener was her only friend.	Генерал Киченер был ее единственный друг.
He was Dulcie's ideal of a gallant knight.	В ее глазах он был идеалом рыцаря.
He looked as if he might have a secret sorrow, and his wonderful moustache was a dream, and she was a little afraid of that stern yet tender look in his eyes.	На лице его читалось какое-то тайное горе, а усы его были, как мечта, и она немного боялась его строгого, но нежного взгляда.
She used to have little fancies that he would call at the house sometime, and ask for her, with his sword clanking against his high boots.	Она привыкла тешить себя невинной фантазией, что когда-нибудь он придет в этот дом и спросит ее, и его шпага будет постукивать о ботфорты.
Once, when a boy was rattling a piece of chain against a lamp-post she had opened the window and looked out.	Однажды, когда какой-то мальчик стучал цепочкой по фонарному столбу, она открыла окно и выглянула на улицу.
But there was no use.	Но нет!
She knew that General Kitchener was away over in Japan, leading his army against the savage Turks; and he would never step out of his gilt frame for her.	Она знала, что генерал Киченер далеко, в Японии, ведет свою армию против диких турок. Никогда он не выйдет к ней из своей золоченой рамки.
Yet one look from him had vanquished Piggy that night.	А между тем в этот вечер один взгляд его победил Пигги.
Yes, for that night.	Да, на этот вечер.
When her cry was over Dulcie got up and took off her best dress, and put on her old blue kimono.	Поплакав, Дэлси встала, сняла свое нарядное платье и надела старенький голубой халатик.
She wanted no dinner.	Обедать ей не хотелось.
She sang two verses of	Она пропела два куплета из
"Sammy."	«Самми».
Then she became intensely interested in a little red speck on the side of her nose.	Потом серьезно занялась красным пятнышком на своем носу.
And after that was attended to, she drew up a chair to the rickety table, and told her fortune with an old deck of cards.	А потом придвинула стул к расшатанному столу и стала гадать на картах.
"The horrid, impudent thing!" she said aloud.	— Вот гадость, вот наглость! — сказала она вслух.
"And I never gave him a word or a look to make him think it!"	— Я никогда ни словом, ни взглядом не давала ему повода так думать.
At nine o'clock Dulcie took a tin box of crackers and a little pot of raspberry jam out of her trunk, and had a feast.	В девять часов Дэлси достала из сундучка жестянку с сухарями и горшочек с малиновым вареньем и устроила пир.
She offered General Kitchener some jam on a cracker; but he only looked at her as the sphinx would have looked at a butterfly — if there are butterflies in the desert.	Она предложила сухарик с вареньем генералу Киченеру, но он только посмотрел на нее так, как посмотрел бы сфинкс на бабочку, если только в пустыне есть бабочки…
"Don't eat it if you don't want to," said Dulcie. "And don't put on so many airs and scold so with your eyes.	— Ну и не ешьте, если не хотите, — сказала Дэлси, — и не важничайте так, и не укоряйте глазами.
I wonder if you'd be so superior and snippy if you had to live on six dollars a week."	Навряд ли вы были бы такой гордый, если бы вам пришлось жить на шесть долларов в неделю.
It was not a good sign for Dulcie to be rude to General Kitchener.	Дэлси нагрубила генералу Киченеру, это не предвещало ничего хорошего.
And then she turned Benvenuto Cellini face downward with a severe gesture.	А потом она сердито повернула Бенвенуто Челлини лицом к стене.
But that was not inexcusable; for she had always thought he was Henry VIII, and she did not approve of him.	Впрочем, это было простительно, потому что она всегда принимала его за Генриха VIII, поведения которого не одобряла.
At half-past nine Dulcie took a last look at the pictures on the dresser, turned out the light, and skipped into bed.	В половине десятого Дэлси бросила последний взгляд на портреты, погасила свет и юркнула в постель.
It's an awful thing to go to bed with a good-night look at General Kitchener, William Muldoon, the Duchess of Marlborough, and Benvenuto Cellini.	Это очень страшно — ложиться спать, обменявшись на прощание взглядом с генералом Киченером, Уильямом Мэлдуном, герцогиней Молборо и Бенвенуто Челлини.
This story really doesn't get anywhere at all.	Рассказ собственно так и остался без конца.
The rest of it comes later — sometime when Piggy asks Dulcie again to dine with him, and she is feeling lonelier than usual, and General Kitchener happens to be looking the other way; and then —	Дописан он будет когда-нибудь позже, когда Пигги опять пригласит Дэлси в ресторан, и она будет чувствовать себя особенно одинокой, и генералу Киченеру случится отвернуться: и тогда…
As I said before, I dreamed that I was standing near a crowd of prosperous-looking angels, and a policeman took me by the wing and asked if I belonged with them.	Как я уже сказал, мне снилось, что я стою недалеко от кучки ангелов зажиточного вида, и полисмен взял меня за крыло и спросил, не из их ли я компании.
"Who are they?" I asked.	— А кто они? — спросил я.
"Why," said he, "they are the men who hired working-girls, and paid 'em five or six dollars a week to live on.	— Ну, как же, — сказал он, — это люди, которые нанимали на работу девушек и платили им пять или шесть долларов в неделю.
Are you one of the bunch?"	Вы из их шайки?
"Not on your immortality," said I.	— Нет, ваше бессмертство, — ответил я.
"I'm only the fellow that set fire to an orphan asylum, and murdered a blind man for his pennies."	— Я всего-навсего поджег приют для сирот и убил слепого, чтобы воспользоваться его медяками.

LEWIS FOREMAN SCHOOL, 2018-2024. Сеть мини школ английского языка в Москве для взрослых и детей. Обучение в группах и индивидуально.

Товарный знак LEWISFOREMANSCHOOL зарегистрирован №880545 в Государственном реестре товарных знаков и знаков обслуживания Российской Федерации