Книги для чтения на английском языке, Онлайн библиотека. Комедия на Золотом берегу

I	I
It was five o'clock on an afternoon in mid-September, and a couple of American millionaires (they abounded that year, did millionaires) sat chatting together on the wide terrace which separates the entrance to the Kursaal from the promenade.	Было пять часов дня в середине сентября, и два американских миллионера (в этом году на них был урожай) сидели, болтая, на широкой террасе, отделявшей вход в курзал от пляжа.
Some yards away, against the balustrade of the terrace, in the natural, unconsidered attitude of one to whom short frocks are a matter of history, certainly, but very recent history, stood a charming and imperious girl; you could see that she was eating chocolate while meditating upon the riddle of life.	На расстоянии нескольких ярдов, облокотившись на балюстраду террасы в непринужденной позе особы, для которой короткие платья являются предметом истории, и притом очень недавней, стояла прелестная девушка; она ела шоколад, размышляя о суетности жизни.
The elder millionaire glanced at every pretty woman within view, excepting only the girl; but his companion seemed to be intent on counting the chocolates.	Более пожилой миллионер не пропускал ни одной хорошенькой женщины, попадавшей в поле его зрения, не обращая в то же время внимания на девушку; его же собеседник, наоборот, по-видимому, старательно считал проглатываемые ею конфеты.
The immense crystal dome of the Kursaal dominated the gold coast, and on either side of the great building were stretched out in a straight line the hotels, the restaurants, the cafés, the shops, the theatres, the concert-halls, and the pawnbrokers of the City of Pleasure — Ostend.	Огромное стеклянное здание курзала доминировало на «золотом» берегу. На другой стороне растянулись по прямой линии отели, рестораны, кафе, магазины, театры, мюзик-холлы и ломбарды города наслаждений – Остенде.
At one extremity of that long array of ornate white architecture (which resembled the icing on a bride-cake more than the roofs of men) was the palace of a king; at the other were the lighthouse and the railway-signals which guided into the city the continuously arriving cargoes of wealth, beauty, and desire.	На одном конце этой длинной линии нарядных белых построек возвышался королевский дворец, на другом – виднелись маяк и железнодорожное полотно с его семафорами и стрелками, по которому непрерывно стремились к городу бесконечные вереницы вагонов, содержавших целые грузы богатства, красоты и необузданных желаний.
In front, the ocean, grey and lethargic, idly beat up a little genteel foam under the promenade for the wetting of pink feet and stylish bathing-costumes.	Впереди свинцовый, скованный дремой, океан лениво брызгал белоснежной пеной на пляж только для того, чтобы слегка замочить розовые ножки и стильные купальные костюмы.
And after a hard day's work, the sun, by arrangement with the authorities during August and September, was setting over the sea exactly opposite the superb portals of the Kursaal.	И после целого дня утомительной работы солнце, по соглашению с администрацией, на август и сентябрь погружалось в морскую бездну как раз напротив курзала.
The younger of the millionaires was Cecil Thorold.	Младший из миллионеров был Сесиль Торольд.
The other, a man fifty-five or so, was Simeon Rainshore, father of the girl at the balustrade, and president of the famous Dry Goods Trust, of exciting memory.	Другого человека, лет пятидесяти пяти, звали Рейншором. Он был отцом молодой девушки, занятой уничтожением шоколадных конфет, и председателем всем известного Текстильного треста.
The contrast between the two men, alike only in extreme riches, was remarkable: Cecil still youthful, slim, dark, languid of movement, with delicate features, eyes almost Spanish, and an accent of purest English; and Rainshore with his nasal twang, his stout frame, his rounded, bluish-red chin, his little eyes, and that demeanour of false briskness by means of which ageing men seek to prove to themselves that they are as young as ever they were.	Контраст между двумя мужчинами, схожими только в отношении обладания миллионами, был разительный: Сесиль, еще молодой, стройный, темноволосый, неторопливый в своих движениях, с тонкими чертами, почти испанскими глазами, говорил на безукоризненном английском языке, тогда как Рейншор гнусавил, был толст, обладал пурпурным, с синеватым отливом подбородком и маленькими как щелки глазами, – кроме того, старался казаться необычайно подвижным – излюбленный прием стареющих мужчин, которые не хотят в этом сознаться.
Simeon had been a friend and opponent of Cecil's father; in former days those twain had victimised each other for colossal sums.	Симеон был приятелем и соперником покойного отца Сесиля. В прежние годы они не раз «выставляли» друг друга на колоссальные суммы.
Consequently Simeon had been glad to meet the son of his dead antagonist, and, in less than a week of Ostend repose, despite a fundamental disparity of temperament, the formidable president and the Europeanised wanderer had achieved a sort of intimacy, an intimacy which was about to be intensified.	Поэтому, меньше чем через неделю, между внушительным председателем и неугомонным непоседой возникла своего рода близость, крепнувшая с каждым днем.
"The difference between you and me is this," Cecil was saying. "You exhaust yourself by making money among men who are all bent on making money, in a place specially set apart for the purpose.	– Разница между ними, – говорил Сесиль, – заключается в том, что вы изнуряете себя выжиманием денег из людей, занятых их добыванием, в специально отведенном для этой цели помещении.
I amuse myself by making money among men who, having made or inherited money, are bent on spending it, in places specially set apart for the purpose.	Я же развлекаюсь выкачиванием их из людей, которые, заработав или унаследовав деньги, заняты тем, чтобы истратить их в местах, специально для того предназначенных.
I take people off their guard. They don't precisely see me coming.	Я подхожу к людям незаметно для них.
I don't rent an office and put up a sign which is equivalent to announcing that the rest of the world had better look out for itself.	Я не завожу конторы со специальной вывеской, что равносильно предупреждению быть настороже.
Our codes are the same, but is not my way more original and more diverting?	У нас один и тот же кодекс законов, но зато мой метод гораздо оригинальнее и забавнее, не так ли?
Look at this place. Half the wealth of Europe is collected here; the other half is at Trouville.	Взгляните на это злачное место, здесь собрана половина богатств Европы, другая – в Трувилле.
The entire coast reeks of money; the sands are golden with it.	Все побережье засыпано деньгами, сам песок сделался золотым.
You've only to put out your hand — so!"	Стоит только протянуть руку и… готово!
"So?" ejaculated Rainshore, quizzical. "How?	– Готово? – повторил иронически Рейншор. – Каким образом?
Show me?"	Не покажете ли мне?
"Ah! That would be telling."	– Нет, это значило бы все рассказать.
"I guess you wouldn't get much out of Simeon — not as much as your father did."	– Думаю, что немногим вы поживитесь от Симеона Рейншора, во всяком случае поменьше вашего отца.
"Do you imagine I should try?" said Cecil gravely. "My amusements are always discreet."	– Вы полагаете, что я сделаю попытку? – серьезно заметил Сесиль. – Мои увеселения носят всегда конфиденциальный характер.
"But you confess you are often bored.	– Однако, основываясь на вашем собственном заявлении, у вас часто бывает подавленное настроение.
Now, on Wall Street we are never bored."	У нас же на Уолл-стрите тоске места нет.
"Yes," Cecil admitted. "I embarked on these — these enterprises mainly to escape boredom."	– Сознаюсь, я пустился по этой дорожке, чтобы рассеяться.
"You ought to marry," said Rainshore pointedly. "You ought to marry, my friend."	– Вам надо жениться, – посоветовал Рейншор, – обязательно жениться, мой друг.
"I have my yacht."	– У меня есть яхта.
"No doubt.	– Не сомневаюсь.
And she's a beauty, and feminine too; but not feminine enough.	Она, конечно, красива и женственна, но этого, вероятно, недостаточно.
You ought to marry.	Надо жениться.
Now, I'll — — "	Ну, я…
Mr. Rainshore paused.	Мистер Рейншор замолк.
His daughter had suddenly ceased to eat chocolates and was leaning over the balustrade in order to converse with a tall, young man whose fair, tanned face and white hat overtopped the carved masonry and were thus visible to the millionaires. The latter glanced at one another and then glanced away, each slightly self-conscious.	Его дочь внезапно перестала есть шоколадные конфеты и перегнулась через балюстраду, чтобы поболтать с молодым человеком, загорелое лицо которого и белая шляпа были видны миллионерам.
"I thought Mr. Vaux-Lowry had left?" said Cecil.	– Мне казалось, что мистер Валори уехал? – произнес Сесиль.
"He came back last night," Rainshore replied curtly. "And he leaves again to-night."	– Он вернулся вчера вечером, – лаконично ответил Рейншор. – А сегодня вечером опять уезжает.
"Then — then it's a match after all!" Cecil ventured.	– Значит… значит не сегодня-завтра помолвка, – бросил как бы вскользь Сесиль.
"Who says that?" was Simeon's sharp inquiry.	– Кто сказал? – поспешил спросить Рейншор.
"The birds of the air whisper it.	– Птицы.
One heard it at every corner three days ago."	Три дня тому назад.
Rainshore turned his chair a little towards Cecil's.	Рейншор слегка придвинул к Сесилю свое кресло:
"You'll allow I ought to know something about it," he said.	– Я слышу об этом впервые.
"Well, I tell you it's a lie."	Это ложь.
"I'm sorry I mentioned it," Cecil apologised.	– Сожалею, что намекнул, – извинился Сесиль.
"Not at all," said Simeon, stroking his chin. "I'm glad you did. Because now you can just tell all the birds of the air direct from me that in this particular case there isn't going to be the usual alliance between the beauty and dollars of America and the aristocratic blood of Great Britain.	– Напрасно, – возразил Симеон, поглаживая подбородок. – Я рад, что это случилось, потому что теперь вы сможете передать птицам непосредственно от меня, что в данном случае союзу между красотой и долларами Америки и аристократической кровью Великобритании не бывать.
Listen right here," he continued confidentially, like a man whose secret feelings have been inconveniencing him for several hours. "This young spark — mind, I've nothing against him! — asks me to consent to his engagement with Geraldine.	Дело в следующем, – продолжал он, переходя на интимный тон, как человек, давно собиравшийся высказаться. – Сей молодой отпрыск – имейте в виду, что я лично против него ничего не имею – просит моего согласия на обручение с Жеральдиной.
I tell him that I intend to settle half a million dollars on my daughter, and that the man she marries must cover that half-million with another.	Я его информирую, что намереваюсь дать за своей дочерью полмиллиона долларов, а также о том, что человек, на ней женившийся, должен обладать не меньшим капиталом.
He says he has a thousand a year of his own, pounds — just nice for Geraldine's gloves and candy! — and that he is the heir of his uncle, Lord Lowry; and that there is an entail; and that Lord Lowry is very rich, very old, and very unmarried; but that, being also very peculiar, he won't come down with any money.	Он доводит до моего сведения, что обладает годовым доходом в тысячу фунтов – как раз столько, сколько нужно Жеральдине на перчатки и сладости – является наследником своего дяди – лорда Лори, что тот уже официально объявил об этом, что лорд очень богат, очень стар и очень холост.
It occurs to me to remark:	Мне приходит в голову заметить:
'Suppose Lord Lowry marries and develops into the father of a man-child, where do you come in, Mr. Vaux-Lowry?'	«А что если лорд женится и у него родится ребенок мужского пола? Куда вы тогда денетесь, мистер Валори?» –
'Oho! Lord Lowry marry!	«Лорд Лори женится?!
Impossible!	Немыслимо!
Laughable!'	Смеху подобно!»
Then Geraldine begins to worry at me, and her mother too.	Затем Жеральдина и ее мать начинают осаждать меня с двух сторон.
And so I kind of issue an ultimatum — namely, I will consent to an engagement without a settlement if, on the marriage, Lord Lowry will give a note of hand for half a million dollars to Geraldine, payable on his marriage.	Тогда я разрешаюсь ультиматумом: я соглашусь на помолвку, если в день свадьбы старый лорд выдаст письменное обязательство на пятьсот тысяч долларов Жеральдине, которое должно быть погашено в случае его женитьбы.
See?	Понимаете?
My lord's nephew goes off to persuade my lord, and returns with my lord's answer in an envelope sealed with the great seal.	Племянничек моего лорда отправляется к дядюшке, чтобы его убедить, и возвращается с ответом от него, заключенным в конверт с фамильной печатью.
I open it and I read — this is what I read:	Я вскрываю конверт и прочитываю содержание послания. Вот оно:
'To Mr. S.	«Мистеру С.
Rainshore, American draper.	Рейншору, американскому мануфактурщику.
Sir — As a humorist you rank high.	Сэр, вы чрезвычайно талантливый юморист.
Accept the admiration of Your obedient servant, Lowry.'"	Примите выражение моего искреннего восхищения. Ваш покорный слуга Лори».
The millionaire laughed.	Молодой миллионер расхохотался.
"Oh! It's clever enough!" said Rainshore. "It's very English and grand.	– О, это действительно остроумно, – согласился Рейншор, – совсем по-английски.
Dashed if I don't admire it!	Честное слово, мне страшно нравится.
All the same, I've requested Mr. Vaux-Lowry, under the circumstances, to quit this town.	Тем не менее, после этого я попросил мистера Валори покинуть Остенде.
I didn't show him the letter — no.	Письма ему не показал.
I spared his delicate feelings.	Пощадил его чувства.
I merely told him Lord Lowry had refused, and that I would be ready to consider his application favourably any time when he happened to have half a million dollars in his pocket."	Только сказал, что лорд не согласен и что я всегда пойду ему навстречу, если у него окажется в кармане полмиллиона долларов.
"And Miss Geraldine?"	– А мисс Жеральдина?
"She's flying the red flag, but she knows when my back's against the wall.	– Она хнычет. Но ей отлично известно, каковы бывают результаты, когда я упрусь.
She knows her father.	О, она знает своего отца!
She'll recover.	Ничего, перемелется – мука будет.
Great Scott!	Великий Боже!
She's eighteen, he's twenty-one; the whole affair is a high farce.	Ведь ей всего 18 лет, а ему 21. Такой брак смахивает на фарс.
And, moreover, I guess I want Geraldine to marry an American, after all."	Кроме того, я бы хотел выдать свою дочь за американца.
"And if she elopes?" Cecil murmured as if to himself, gazing at the set features of the girl, who was now alone once more.	– А если она убежит? – пробормотал Сесиль, обращаясь больше к себе самому, разглядывая энергичные черты девушки, снова пребывавшей в одиночестве.
"Elopes?"	– Убежит?
Rainshore's face reddened as his mood shifted suddenly from indulgent cynicism to profound anger.	Лицо Рейншора стало краснеть по мере того, как цинизм уступал место гневу.
Cecil was amazed at the transformation, until he remembered to have heard long ago that Simeon himself had eloped.	Сесиль удивился подобной перемене, но тотчас же вспомнил, что миллионер сам сбежал от родителей.
"It was just a fancy that flashed into my mind," Cecil smiled diplomatically.	– Это я так говорю. Просто почему-то пришло в голову, – дипломатично улыбнулся Сесиль.
"I should let it flash out again if I were you," said Rainshore, with a certain grimness.	– И, на мой взгляд, не без основания, – сердито процедил Рейншор.
And Cecil perceived the truth of the maxim that a parent can never forgive his own fault in his child.	Сесиль уразумел непреложность истины, что родители никогда не прощают ребенку повторения своих ошибок.
II.	II
"You've come to sympathise with me," said Geraldine Rainshore calmly, as Cecil, leaving the father for a few moments, strolled across the terrace towards the daughter.	– Вы пришли посочувствовать мне, – спокойно сказала Жеральдина Рейншор, когда Сесиль, покинув на некоторое время ее отца, пересек террасу и подошел к ней.
"It's my honest, kindly face that gives me away," he responded lightly. "But what am I to sympathise with you about?"	– Это мое открытое, доброе лицо выдает меня, – шутливо заявил он. – Но, шутки в сторону, по поводу чего мне следует выражать вам свое сочувствие?
"You know what," the girl said briefly.	– Вы прекрасно знаете, – последовал отрывистый ответ.
They stood together near the balustrade, looking out over the sea into the crimson eye of the sun; and all the afternoon activities of Ostend were surging round them — the muffled sound of musical instruments from within the Kursaal, the shrill cries of late bathers from the shore, the toot of a tramway-horn to the left, the roar of a siren to the right, and everywhere the ceaseless hum of an existence at once gay, feverish, and futile; but Cecil was conscious of nothing but the individuality by his side.	Они стояли рядом у балюстрады, смотря на пурпуровый солнечный диск, сверкавший почти на черте горизонта. Вокруг них все лихорадочно волновалось и шумело, доносились неясные звуки музыки из курзала, резкие крики поздних купальщиков с пляжа, трамвайные звонки слева, рев сирены справа, но Сесиль весь был поглощен присутствием своей соседки.
Some women, he reflected, are older at eighteen than they are at thirty-eight, and Geraldine was one of those.	«Некоторые женщины, – раздумывал он, старше в восемнадцать лет, чем в тридцать восемь, и Жеральдина представляет собой одну из них».
She happened to be very young and very old at the same time.	Она была и очень молода, и очень стара в одно и то же время.
She might be immature, crude, even gawky in her girlishness; but she was just then in the first flush of mentally realising the absolute independence of the human spirit.	Пусть она была чересчур еще непосредственна, даже груба, зато в ней уже теплились первые проблески сознания независимости человеческого духа.
She had force, and she had also the enterprise to act on it.	У нее была сила воли и не было недостатка в желании проявить ее.
As Cecil glanced at her intelligent, expressive face, he thought of her playing with life as a child plays with a razor.	Взглянув на ее выразительное, многоговорящее лицо, Сесиль подумал, что она так же играет жизнью, как ребенок бритвой.
"You mean — — ?" he inquired.	– Вы хотите сказать…
"I mean that father has been talking about me to you.	– Хочу сказать, что отец говорил с вами обо мне.
I could tell by his eyes.	Я вижу по его лицу.
Well?"	Итак?
"Your directness unnerves me," he smiled.	– Ваша откровенность выбивает меня из колеи, – улыбнулся Торольд.
"Pull yourself together, then, Mr. Thorold.	– В таком случае возьмите себя в руки.
Be a man."	Будьте мужчиной.
"Will you let me treat you as a friend?"	– Вы позволите мне говорить с вами, как с другом?
"Why, yes," she said, "if you'll promise not to tell me I'm only eighteen."	– Почему нет, если вы обещаете мне не ссылаться на мои восемнадцать лет.
"I am incapable of such rudeness," Cecil replied. "A woman is as old as she feels.	– Я не способен на подобную грубость, – ответил Сесиль. – Женщине всегда столько лет, сколько она сама чувствует.
You feel at least thirty; therefore you are at least thirty.	Вы чувствуете себя тридцатилетней, поэтому вам по крайней мере лет тридцать.
This being understood, I am going to suggest, as a friend, that if you and Mr. Vaux-Lowry are — perhaps pardonably — contemplating any extreme step — — "	Раз этот вопрос разрешен, я позволю еще заметить, как друг, что если вы и мистер Валори – быть может, это будет даже извинительно с вашей стороны – начнете обдумывать какой-нибудь чрезвычайный шаг…
"Extreme step, Mr. Thorold?"	– Чрезвычайный?
"Anything rash."	– Какой-нибудь опрометчивый, безрассудный…
"And suppose we are?" Geraldine demanded, raising her chin scornfully and defiantly and dangling her parasol.	– А если мы уже начали? – спросила Жеральдина, приняв вызывающую позу и размахивая зонтиком.
"I should respectfully and confidentially advise you to refrain.	– Тогда я почтительнейше посоветую вам воздержаться от него.
Be content to wait, my dear middle-aged woman.	Удовольствуйтесь до поры до времени ожиданием, милейшая женщина средних лет.
Your father may relent.	Весьма вероятно, ваш отец сдаст свои позиции.
And also, I have a notion that I may be able to — to — — "	А затем у меня есть предчувствие, что я смогу быть полезным.
"Help us?"	– Нам?
"Possibly."	– Возможно.
"You are real good," said Geraldine coldly. "But what gave you the idea that Harry and I were meaning to — — ?"	– Действительно, вы неплохой человек, – холодно резюмировала Жеральдина. – Но на каком основании вы пришли к заключению, что я и Гарри намерены…
"Something in your eyes — your fine, daring eyes.	– Прочел в ваших глазах, в ваших прекрасных полных отваги глазах.
I read you as you read your father, you see?"	Видите, я расшифровал вас так же, как вы расшифровали своего отца.
"Well, then, Mr. Thorold, there's something wrong with my fine, daring eyes.	– В таком случае, мистер Торольд, мои прекрасные, полные отваги глаза ввели вас в заблуждение.
I'm just the last girl in all America to do anything — rash.	Во всей Америке не найдется другой такой скромной девушки, не способной ни на какой безрассудный поступок.
Why! if I did anything rash, I'm sure I should feel ever afterwards as if I wanted to be excused off the very face of the earth.	Ведь если бы я когда-нибудь выкинула нечто подобное, у меня всегда было бы такое самочувствие, словно земля должна подо мной разверзнуться и поглотить меня.
I'm that sort of girl.	Такова уж я.
Do you think I don't know that father will give way?	Вы думаете, я не знаю, что отец пойдет на уступки?
I guess he's just got to.	Мне кажется, он уже на пути к тому.
With time and hammering, you can knock sense into the head of any parent.'	При содействии времени можно привести в разум любого родителя.
"I apologise," said Cecil, both startled and convinced. "And I congratulate Mr. Vaux-Lowry."	– Прошу прощения, – проговорил Сесиль, одновременно и удивленный и убежденный. – И поздравляю мистера Валори.
"Say. You like Harry, don't you?"	– Скажите, он вам нравится?
"Very much.	– Чрезвычайно.
He's the ideal type of Englishman." Geraldine nodded sweetly. "And so obedient!	Он – идеальный тип англичанина. – Жеральдина грациозно кивнула головой: – И такой послушный.
He does everything I tell him.	Он делает все, что я ему скажу.
He is leaving for England to-night, not because father asked him to, but because I did.	Он сегодня вечером уезжает в Англию, но не потому, что это желание моего отца, нет, он уезжает по моей просьбе.
I'm going to take mother to Brussels for a few days' shopping — lace, you know.	Мы с мамой едем на несколько дней в Брюссель купить кружев.
That will give father an opportunity to meditate in solitude on his own greatness.	Таким образом, отцу представится благоприятный случай поразмышлять наедине с собою о своем величии.
Tell me, Mr. Thorold, do you consider that Harry and I would be justified in corresponding secretly?"	Как вы скажете, мистер Торольд, будет для нас с Гарри нравственное оправдание, если мы затеем тайную переписку?
Cecil assumed a pose of judicial gravity.	Сесиль принял позу нелицеприятного судьи.
"I think you would," he decided. "But don't tell anyone I said so."	– Полагаю, что да, – решил он. – Но не говорите об этом никому.
"Not even Harry?"	– Даже Гарри?
She ran off into the Kursaal, saying she must seek her mother.	Жеральдина поспешила в курзал, сославшись на необходимость разыскать мать.
But instead of seeking her mother, Geraldine passed straight through the concert-hall, where a thousand and one wondrously attired women were doing fancy needle-work to the accompaniment of a band of music, into the maze of corridors beyond, and so to the rear entrance of the Kursaal on the Boulevard van Isoghem.	Но вместо этого она прошла через концертный зал, где расфранченные женщины занимались рукоделием под звуки оркестра, проникла в лабиринт коридоров и вышла на задний подъезд курзала, на бульвар ван-Изогем.
Here she met Mr. Harry Vaux-Lowry, who was most obviously waiting for her.	Здесь она встретила мистера Валори, очевидно, ожидавшего ее.
They crossed the road to the empty tramway waiting-room and entered it and sat down; and by the mere act of looking into each other's eyes, these two — the stiff, simple, honest-faced young Englishman with "Oxford" written all over him, and the charming child of a civilisation equally proud, but with fewer conventions, suddenly transformed the little bureau into a Cupid's bower.	Они перешли через дорогу и, подойдя к трамвайной остановке, вошли в зал ожидания, уселись в уголке, и лишь благодаря тому, что стали нежно смотреть друг другу в глаза – молодой интеллигентный англичанин со словом «Оксфорд», написанном на его лбу, и прелестное дитя цивилизации – маленький зал ожидания превратился в павильон Купидона.
"It's just as I thought, you darling boy," Geraldine began to talk rapidly. "Father's the least bit in the world scared; and when he's scared, he's bound to confide in someone; and he's confided in that sweet Mr. Thorold.	– Так оно и есть, как я думала, мой голубчик, – быстро заговорила Жеральдина. – Отца редко что может вывести из равновесия. Когда же он из него выведен, он непременно перед кем-нибудь изливается. В данном случае он выбрал доверенным лицом симпатичного мистера Торольда.
And Mr. Thorold has been requested to reason with me and advise me to be a good girl and wait.	И мистер Торольд был уполномочен переговорить со мною и убедить меня остаться паинькой и ждать.
I know what that means.	Знаю я, что это значит.
It means that father thinks we shall soon forget each other, my poor Harry.	Это значит, что отец предполагает, что мы вскоре позабудем друг друга, бедный Гарри.
And I do believe it means that father wants me to marry Mr. Thorold."	А кроме того, мне думается, это значит еще, что отец хочет выдать меня замуж за мистера Торольда.
"What did you say to him, dear?" the lover demanded, pale.	– И что же ты сказала ему, дорогая? – спросил побледневший влюбленный.
"Trust me to fool him, Harry. I simply walked round him.	– Положись на меня, Гарри! – ответила Жеральдина. – Я просто обвела мистера Торольда вокруг пальца.
He thinks we are going to be very good and wait patiently.	Он уверен, что мы будем терпеливо ждать, как послушные дети.
As if father ever would give way until he was forced!" She laughed disdainfully. "So we're perfectly safe so long as we act with discretion.	Будто отца можно заставить сделать что-нибудь одним добрым словом. – Она презрительно засмеялась. – Таким образом, мы будем в полной безопасности до тех пор, пока о наших действиях никому не будет известно.
Now let's clearly understand.	Теперь обсудим все.
To-day's Monday.	Сегодня понедельник.
You return to England to-night."	Ты возвращаешься вечером в Англию.
"Yes.	– Да.
And I'll arrange about the licence and things."	И похлопочу насчет оглашения и всего прочего.
"Your cousin Mary is just as important as the licence, Harry," said Geraldine primly.	– Твоя двоюродная сестра нужна нам, Гарри, не меньше свидетельства об оглашении, – напомнила Жеральдина.
"She will come.	– Она приедет.
You may rely on her being at Ostend with me on Thursday.	Можешь быть спокойна, я привезу ее в Остенде в четверг.
"Very well.	– Отлично.
In the meantime, I behave as if life were a blank.	Пока же я буду себя вести, как будто жизнь не для меня.
Brussels will put them off the scent.	Брюссель собьет их с толку.
Mother and I will return from there on Thursday afternoon.	Я вернусь с матерью в Остенде в четверг днем.
That night there is a soirée dansante at the Kursaal.	Вечером будут танцы в курзале.
Mother will say she is too tired to go to it, but she will have to go all the same.	Мама скажет, что ей тяжело идти, и все-таки пойдет.
I will dance before all men till a quarter to ten — I will even dance with Mr. Thorold.	Я потанцую до без четверти десять – даже буду танцевать с мистером Торольдом.
What a pity I can't dance before father, but he's certain to be in the gambling-rooms then, winning money; he always is at that hour!	Как жаль, что мне не удастся потанцевать в присутствии отца, но он обычно в это время сидит в игорных комнатах – наживает деньги.
At a quarter to ten I will slip out, and you'll be here at this back door with a carriage.	Без четверти десять я незаметно удеру, а ты меня будешь в это время ожидать у заднего подъезда, в карете.
We drive to the quay and just catch the 11.5 steamer, and I meet your cousin Mary.	Мы помчимся на набережную и поспеем на пароход, отходящий в 11 часов 5 минут, где встретимся с твоей двоюродной сестрой.
On Friday morning we are married; and then, then we shall be in a position to talk to father.	В пятницу утром мы будем уже повенчаны, а тогда можно будет приступить к переговорам с отцом.
He'll pretend to be furious, but he can't say much, because he eloped himself.	Он станет кипятиться, но не очень, так как сам из беглых.
Didn't you know?"	Разве ты не знал?
"I didn't," said Harry, with a certain dryness.	– Нет.
"Oh, yes!	– О, да.
It's in the family!	Это у нас фамильное.
But you needn't look so starched, my English lord." He took her hand. "You're sure your uncle won't disinherit you, or anything horrid of that kind?"	Но ты не должен выглядеть таким кислым, мой английский лорд. – Гарри взял ее руку. – Ты уверен, что твой дядя не лишит тебя наследства, вообще не подведет нас?
"He can't," said Harry.	– Он не сможет этого проделать, даже если бы и хотел.
"What a perfectly lovely country England is!" Geraldine exclaimed. "Fancy the poor old thing not being able to disinherit you!	– Какая очаровательная страна Англия! – воскликнула Жеральдина. – Представь себе бедного старика, который не в состоянии лишить тебя наследства.
Why, it's just too delicious for words!"	Нет, слова бессильны для выражения всего восторга!
And for some reason or other he kissed her violently.	Валори страстно ее поцеловал.
Then an official entered the bureau and asked them if they wanted to go to Blankenburghe; because, if so, the tram was awaiting their distinguished pleasure.	Затем явился служащий и спросил их, не угодно ли им будет отправиться в Блэнкенбург, и если угодно, то трамвай уже ожидает.
They looked at each other foolishly and sidled out, and the bureau ceased to be Cupid's bower.	Они смущенно переглянулись и ретировались. Зал ожидания перестал быть павильоном Купидона.
III.	III
By Simeon's request, Cecil dined with the Rainshores that night at the Continental.	По приглашению Симеона Сесиль в этот вечер обедал с четою Рейншоров в «Континентале».
After dinner they all sat out on the balcony and sustained themselves with coffee while watching the gay traffic of the Digue, the brilliant illumination of the Kursaal, and the distant lights on the invisible but murmuring sea.	Пообедав, они расположились на балконе и, прихлебывая кофе, наблюдали шумное движение, сказочное освещение курзала и отдаленные огни невидимого, но рокочущего океана.
Geraldine was in one of her moods of philosophic pessimism, and would persist in dwelling on the uncertainty of riches and the vicissitudes of millionaires. She found a text in the famous Bowring case, of which the newspaper contained many interesting details.	Жеральдина была в своем излюбленном пессимистическом настроении, философствуя на тему о непрочности богатства и о превратностях судьбы, выпадающей на долю миллионеров: она натолкнулась в газете на заметку, касавшуюся нашумевшего дела Бауринга.
"I wonder if he'll be caught?" she remarked.	– Интересно, поймают его или нет? – заметила она.
"I wonder," said Cecil.	– Да, интересно, – согласился Сесиль.
"What do you think, father?"	– Что ты думаешь, папа?
"I think you had better go to bed," Simeon replied.	– Думаю, что тебе пора спать.
The chit rose and kissed him duteously.	Жеральдина поднялась и наградила отца раз навсегда установленным поцелуем.
"Good night," she said. "Aren't you glad the sea keeps so calm?"	– Спокойной ночи, – произнесла она. – Разве тебя не радует видеть море таким спокойным?
"Why?"	– Почему?
"Can you ask?	– И ты еще спрашиваешь?
Mr. Vaux-Lowry crosses to-night, and he's a dreadfully bad sailor.	Ведь сегодня отплывает мистер Валори, а он такой плохой моряк.
Come along, mother.	Пойдем, мама.
Mr. Thorold, when mother and I return from Brussels, we shall expect to be taken for a cruise in the Claribel."	Мистер Торольд, когда мы с мамой вернемся из Брюсселя, вы нас, надеюсь, покатаете на вашей «Кларибели»?
Simeon sighed with relief upon the departure of his family and began a fresh cigar.	Симеон вздохнул с облегчением после ухода семьи и закурил новую сигару.
On the whole, his day had been rather too domestic.	Минувший день прошел для него под знаком домашних дел.
He was quite pleased when Cecil, having apparently by accident broached the subject of the Dry Goods Trust, proceeded to exhibit a minute curiosity concerning the past, the present, and the future of the greatest of all the Rainshore enterprises.	Поэтому он сразу встрепенулся, когда Сесиль, как будто невзначай, перевел разговор на дела треста.
"Are you thinking of coming in?" Simeon demanded at length, pricking up his ears.	– Не собираетесь ли вы вступить в компанию? – насторожил уши Рейншор.
"No," said Cecil, "I'm thinking of going out.	– Наоборот, хочу «развязаться».
The fact is, I haven't mentioned it before, but I'm ready to sell a very large block of shares."	Я все собирался сказать вам, что намерен продать большую партию акций.
"The deuce you are!" Simeon exclaimed. "And what do you call a very large block?"	– Вот те раз! – воскликнул Симеон. – А что вы называете большой партией?
"Well," said Cecil, "it would cost me nearly half a million to take them up now."	– Реализация их принесет мне почти полмиллиона.
"Dollars?"	– Долларов?
"Pounds sterling. Twenty-five thousand shares, at 95 3/8."	– Фунтов стерлингов.
Rainshore whistled two bars of "Follow me!" from "The Belle of New York."	Рейншор стал насвистывать арию из оперетты «Нью-йоркская красавица».
"Is this how you amuse yourself at Ostend?" he inquired.	– Это и есть ваш способ развлекаться в Остенде? – спросил он.
Cecil smiled:	Сесиль улыбнулся:
"This is quite an exceptional transaction.	– Операция совершенно исключительная.
And not too profitable, either."	И не очень выгодная.
"But you can't dump that lot on the market," Simeon protested.	– Но ведь не выбросите же вы всю эту груду на рынок? – запротестовал Симеон.
"Yes, I can," said Cecil. "I must, and I will.	– Выброшу, – ответил, не смущаясь, Сесиль. – Я должен буду это проделать и проделаю.
There are reasons.	Для этого есть основания.
You yourself wouldn't care to handle it, I suppose?"	Вы сами-то не собираетесь их приобрести?
The president of the Trust pondered.	Председатель треста погрузился в напряженное размышление.
"I'd handle it at 93 3/8," he answered quietly.	– Хорошо, я возьму их по 93, – невозмутимо ответил он.
"Oh, come!	– Ого!
That's dropping two points!" said Cecil, shocked. "A minute ago you were prophesying a further rise."	На два доллара ниже! – удивился Сесиль. – Да ведь минуту назад вы предсказывали дальнейшее повышение.
Rainshore's face gleamed out momentarily in the darkness as he puffed at his cigar.	Рейншор затянулся сигарой, и на мгновение лицо его выплыло из мрака.
"If you must unload," he remarked, as if addressing the red end of the cigar, "I'm your man at 93 3/8."	– Раз вы хотите разгрузиться, – заметил он, смотря не на собеседника, а на огонек своей сигары, – я к вашим услугам, но только по 93.
Cecil argued: but Simeon Rainshore never argued — it was not his method.	Сесиль стал доказывать, но Рейншор был непоколебим, как скала.
In a quarter of an hour the younger man had contracted to sell twenty-five thousand shares of a hundred dollars each in the United States Dry Goods Trust at two points below the current market quotation, and six and five eighths points below par.	Спустя четверть часа они заключили условие на продажу двадцати пяти тысяч акций (по сто долларов каждая) северо-американского Текстильного треста на два доллара ниже курса дня.
The hoot of an outgoing steamer sounded across the city.	Послышался гудок отходящего парохода.
"I must go," said Cecil.	– Мне надо идти, – объявил Сесиль.
"You're in a mighty hurry," Simeon complained	– Как вы торопитесь! – с сожалением вздохнул Симеон.
IV.	IV
Five minutes later Cecil was in his own rooms at the Hotel de la Plage.	Через пять минут Сесиль вернулся к себе в отель.
Soon there was a discreet knock at the door.	Вскоре раздался осторожный стук в дверь.
"Come in, Lecky," he said.	– Войдите, Леонид, – ответил он.
It was his servant who entered, the small, thin man with very mobile eyes and of no particular age, who, in various capacities and incarnations — now as liftman, now as financial agent, now as no matter what — assisted Cecil in his diversions.	Это был его камердинер, небольшой, худощавый, неопределенного возраста человек с бегающими глазами, который, превращаясь то в лифтмена, то в биржевого зайца, то еще в кого-нибудь, неизменно помогал Сесилю в его проделках.
"Mr. Vaux-Lowry really did go by the boat, Sir."	– Мистер Валори действительно отплыл на пароходе, сэр.
"Good.	– Прекрасно.
And you have given directions about the yacht?"	А насчет яхты вы отдали распоряжения?
"The affair is in order."	– Все в порядке.
"And you've procured one of Mr. Rainshore's Homburg hats?"	– А достали одну из шляп мистера Рейншора?
"It is in your dressing-room.	– Она находится в вашей уборной.
There was no mark of identification on it. So, in order to smooth the difficulties of the police when they find it on the beach, I have taken the liberty of writing Mr. Rainshore's name on the lining."	Внутри ее не оказалось никакой метки, поэтому, чтобы облегчить задачу полиции когда ее найдут на берегу, я взял на себя смелость написать на подкладке фамилию мистера Рейншора.
"A kindly thought," said Cecil. "You'll catch the special G.S.N. steamer direct for London at 1 a.m. That will get you into town before two o'clock to-morrow afternoon.	– Правильно, – одобрил Сесиль. – Вы сядете на пароход, отходящий в Лондон в час ночи, и будете там завтра до двух часов.
Things have turned out as I expected, and I've nothing else to say to you; but, before leaving me, perhaps you had better repeat your instructions."	Все произошло так, как я и предполагал, и мне больше нечего сказать, но хорошо бы было, если бы вы перед отъездом повторили все ранее сказанное вам мною.
"With pleasure, sir," said Lecky. "Tuesday afternoon.	– С удовольствием, сэр, – произнес Леонид. – Вторник – день.
— I call at Cloak Lane and intimate that we want to sell Dry Goods shares.	Я отправляюсь на Клоак-лэйн и даю понять, что мы хотим продать акции Текстильного треста.
I ineffectually try to conceal a secret cause for alarm, and I gradually disclose the fact that we are very anxious indeed to sell really a lot of Dry Goods shares, in a hurry.	Неумело стараюсь скрыть причину тревоги и мало-помалу проговариваюсь, что мы торопимся разделаться с кучей этих акций.
I permit myself to be pumped, and the information is wormed out of me that Mr. Simeon Rainshore has disappeared, has possibly committed suicide; but that, at present, no one is aware of this except ourselves.	Наконец признание срывается у меня с языка – я сообщаю об исчезновении Симеона Рейншора и высказываю предположение, что, вероятно, он покончил самоубийством, но при этом добавляю, что пока никто об этом не догадывается кроме нас.
I express doubts as to the soundness of the Trust, and I remark on the unfortunateness of this disappearance so soon after the lamentable panic connected with the lately vanished Bruce Bowring and his companies.	Выражаю сомнение в устойчивости положения треста и навожу слушателей на мысль о существовании таинственной связи между этим исчезновением и исчезновением Брюса Бауринга.
I send our friends on 'Change with orders to see what they can do and to report.	Направляю наших людей на биржу посмотреть, что они смогут там сделать с тем, чтобы после этого сообщить о результатах.
I then go to Birchin Lane and repeat the performance there without variation.	Затем спешу на Бирчин-лэйн и повторяю целиком представление.
Then I call at the City office of the Evening Messenger and talk privily in a despondent vein with the financial editor concerning the Trust, but I breathe not a word as to Mr. Rainshore's disappearance.	Вслед за тем направляюсь в Сити в контору «Вечернего курьера» и вступаю с редактором финансового отдела в беседу по поводу треста, причем высказываю самые пессимистические мысли. Однако об исчезновении Рейншора ничего ему не говорю.
Wednesday morning.	Среда – утро.
— The rot in Dry Goods has set in sharply, but I am now, very foolishly, disposed to haggle about the selling price.	Доверие к тресту катастрофически уменьшается, а я, как идиот, торгуюсь и торгуюсь.
Our friends urge me to accept what I can get, and I leave them, saying that I must telegraph to you.	Наши сообщники убеждают меня брать то, что дают, но я ухожу, заявив о своем намерении предварительно протелеграфировать вам.
Wednesday afternoon.	Среда – день.
— I see a reporter of the Morning Journal and let out that Simeon Rainshore has disappeared.	Я встречаюсь с одним из репортеров «Утренней газеты» и пробалтываюсь ему, что Симеон Рейншор пропал без вести.
The Journal will wire to Ostend for confirmation, which confirmation it will receive.	«Утренняя газета» телеграфирует в Остенде и оттуда получает утвердительный ответ.
Thursday morning.	Четверг – утро.
— The bottom is knocked out of the price of Dry Goods shares. Then I am to call on our other friends in Throgmorton Street and tell them to buy, buy, buy, in London, New York, Paris, everywhere."	Акции треста равноценны чуть ли не простой бумаге, я же лечу к нашим приятелям на Трогмортон-стрит и прошу их покупать, покупать и покупать – в Лондоне, НьюЙорке, Париже – везде, где можно.
"Go in peace," said Cecil. "If we are lucky, the price will drop to seventy."	– Поезжайте с миром, – заключил Сесиль. – В случае удачи можно надеяться на падение до семидесяти.
V.	V
"I see, Mr. Thorold," said Geraldine Rainshore, "that you are about to ask me for the next dance. It is yours."	– Вижу, мистер Торольд, что вы хотите пригласить меня на тур вальса, – сказала Жеральдина Рейншор. – Я согласна.
"You are the queen of diviners," Cecil replied, bowing.	– Вы читаете то, что скрыто от простых смертных, – ответил, расшаркиваясь, Сесиль.
It was precisely half-past nine on Thursday evening, and they had met in a corner of the pillared and balconied salle de danse, in the Kursaal behind the concert-hall.	Была ровно половина десятого вечера. День – четверг. Они встретились в танцевальном зале, позади концертного зала.
The slippery, glittering floor was crowded with dancers — the men in ordinary evening dress, the women very variously attired, save that nearly all wore picture-hats.	По гладкому блестящему полу скользили бесчисленные пары танцующих – мужчины во фраках, женщины же в самых разнообразных нарядах, но все в шляпах.
Geraldine was in a white frock, high at the neck, with a large hat of black velvet; and amidst that brilliant, multicoloured, light-hearted throng, lit by the blaze of the electric chandeliers and swayed by the irresistible melody of the "Doctrinen" waltz, the young girl, simply dressed as she was, easily held her own.	Жеральдина была в белом закрытом платье и большой черной бархатной шляпе, но, несмотря на свой скромный вид, производила большое впечатление.
"So you've come back from Brussels?" Cecil said, taking her arm and waist.	– Итак, вы уже вернулись из Брюсселя? – спросил Сесиль, обнимая ее за талию.
"Yes. We arrived just on time for dinner.	– Да, как раз перед самым обедом.
But what have you been doing with father?	А вы с отцом что поделывали?
We've seen nothing of him."	Мы его еще не видели.
"Ah!" said Cecil mysteriously. "We've been on a little voyage, and, like you, we've only just returned."	– Видите ли, – таинственно произнес Сесиль, – мы предприняли небольшую поездку и, как и вы, только что возвратились.
"In the Claribel?"	– На «Кларибели»?
He nodded.	Сесиль кивнул утвердительно головой.
"You might have waited," she pouted.	– Могли бы подождать, – надула губки Жеральдина.
"Perhaps you wouldn't have liked it.	– Возможно, что эта поездка пришлась бы вам не по душе.
Things happened, you know."	Произошли неожиданности.
"Why, what?	– Что такое?
Do tell me."	Расскажите.
"Well, you left your poor father alone, and he was moping all day on Tuesday.	– Вы оставили вашего отца одного, и он весьвторник не знал, куда направить свои стопы.
So on Tuesday night I had the happy idea of going out in the yacht to witness a sham night attack by the French Channel Squadron on Calais.	Вечером мне пришла счастливая мысль отправиться на яхте в море, чтобы посмотреть на ночную атаку французской Ла-Маншской эскадрой Кале.
I caught your honoured parent just as he was retiring to bed, and we went. He was only too glad.	Ваш родитель собирался уже улечься в постель, но я убедил его разделить со мною компанию.
But we hadn't left the harbour much more than an hour and a half when our engines broke down."	Однако спустя часа полтора после отплытия машины на яхте испортились.
"What fun!	– Ну, и история!
And at night, too!"	К тому же еще ночью.
"Yes. Wasn't it? The shaft was broken.	– Вот именно!
So we didn't see much of any night attack on Calais.	Так никакой атаки мы и не видели.
Fortunately the weather was all that the weather ought to be when a ship's engines break down.	К счастью, стояла тихая погода.
Still, it took us over forty hours to repair — over forty hours!	Все же пришлось потратить на починку более сорока часов! Как вам нравится?!
I'm proud we were able to do the thing without being ignominiously towed into port.	Но я горжусь тем, что мы обошлись без захода в порт.
But I fear your father may have grown a little impatient, though we had excellent views of Ostend and Dunkirk, and the passing vessels were a constant diversion."	Боюсь только, что ваш отец остался недоволен, хотя все время виднелись Остенде и Дюнкерк и всевозможные суда сновали взад и вперед.
"Was there plenty to eat?" Geraldine asked simply.	– А еды было достаточно?
"Ample."	– Вполне.
"Then father wouldn't really mind.	– Ну, так значит, отец не рассердился.
When did you land?"	Когда вы вернулись?
"About an hour ago.	– С час назад.
Your father did not expect you to-night, I fancy.	Мистер Рейншор не ждал вас сегодня, мне кажется.
He dressed and went straight to the tables.	Он переоделся и направился прямо в игорные залы.
He has to make up for a night lost, you see."	Решил, видимо, наверстать пропущенное.
They danced in silence for a few moments, and then suddenly Geraldine said —	В течение нескольких мгновений они танцевали в молчании.
"Will you excuse me? I feel tired.	– Извините, но я устала.
Good night."	Спокойной ночи.
The clock under the orchestra showed seventeen minutes to ten.	Часы под оркестром показывали без семнадцати десять.
"Instantly?" Cecil queried.	– Больше ни одной минутки? – спросил Сесиль.
"Instantly." And the girl added, with a hint of mischief in her voice, as she shook hands: "I look on you as quite a friend since our last little talk; so you will excuse this abruptness, won't you?"	– Никак не могу, – ответила Жеральдина и выразительно прибавила, пожимая Сесилю руку: – После нашего последнего разговора я смотрю на вас, как на друга. Поэтому вы извините мне мою прямоту.
He was about to answer when a sort of commotion arose ear behind them.	Сесиль собирался что-то возразить, как невдалеке от них поднялась суматоха.
Still holding her hand he turned to look.	Продолжая держать руку Жеральдины, он обернулся.
"Why!" he said. "It's your mother!	– Что-то приключилось с вашей матерью.
She must be unwell!"	Она должно быть захворала.
Mrs. Rainshore, stout, and robed, as always, in tight, sumptuous black, sat among a little bevy of chaperons. She held a newspaper in trembling hands, and she was uttering a succession of staccato	Миссис Рейншор, полная, затянутая в пышное черное платье женщина, сидя в кругу своей свиты держала в дрожащих руках газету и беспрестанно повторяла:
"Oh-oh's," while everyone in the vicinity gazed at her with alarm.	«Ох! Ох! Ох!», в то время как окружающие с беспокойством поглядывали на нее.
Then she dropped the paper, and, murmuring, "Simeon's dead!" sank gently to the polished floor just as Cecil and Geraldine approached.	Наконец она уронила газету и, пробормотав «Симеон умер», – плавно опустилась на пол, лишившись чувств.
Geraldine's first instinctive move was to seize the newspaper, which was that day's Paris edition of the New York Herald.	В этот момент к ней приблизились Сесиль с Жеральдиной. Первым побуждением Жеральдины было схватить газету, оказавшуюся парижским изданием «Нью-Йоркского Герольда».
She read the headlines in a flash:	С быстротой молнии прочла она заголовки:
"Strange disappearance of Simeon Rainshore.	«Таинственное исчезновение Симеона Рейншора».
Suicide feared.	«Опасаются самоубийства».
Takes advantage of his family's absence. Heavy drop in Dry Goods.	«Невиданное падение текстильных».
Shares at 72 and still falling."	«Дошли до 72 и еще продолжают падать».
VI.	VI
"My good Rebecca, I assure you that I am alive."	– Дорогая Реввека, уверяю тебя, я жив.
This was Mr. Rainshore's attempt to calm the hysteric sobbing of his wife, who had recovered from her short swoon in the little retreat of the person who sold Tauchnitzes, picture-postcards, and French novels, between the main corridor and the reading-rooms. Geraldine and Cecil were also in the tiny chamber.	Этими словами мистер Рейншор старался успокоить свою дражайшую половину, которая, очнувшись от обморока в книжном киоске, где продавались английская беллетристика, открытки с видами и французские романы, принялась истерически всхлипывать.
"As for this," Simeon continued, kicking the newspaper, "it's a singular thing that a man can't take a couple of days off without upsetting the entire universe.	– Что же касается этой белиберды, – продолжал Симеон, отбрасывая ногою газету, – то просто диву даешься: неужели человеку нельзя уехать на пару дней без того, чтобы весь мир не перевернулся вверх дном?
What should you do in my place, Thorold?	Как бы вы поступили на моем месте, Торольд?
This is the fault of your shaft."	Ведь, положа руку на сердце, во всем виноваты ваши машины.
"I should buy Dry Goods shares," said Cecil.	– Я бы стал покупать текстильные, – посоветовал Сесиль.
"And I will."	– Так я и сделаю.
There was an imperative knock at the door.	В дверь громко и уверенно постучали.
An official of police entered.	Вошел полицейский.
"Monsieur Ryneshor?"	– Господин Рейншор?
"The same."	– Он самый.
"We have received telegraphs from New York and Londres to demand if you are dead."	– Мы получили депеши из Нью-Йорка и Лондона с запросом, живы вы или нет.
"I am not. I still live."	– Еще жив.
"But Monsieur's hat has been found on the beach."	– Но ваша шляпа найдена на берегу.
"My hat?"	– Моя шляпа?
"It carries Monsieur's name."	– Шляпа с вашей фамилией.
"Then it isn't mine, sir."	– В таком случае, это не моя.
"Mais comment donc — — ?"	– Но как же так…
"I tell you it isn't mine, sir."	– Повторяю, это не моя.
"Don't be angry, Simeon," his wife pleaded between her sobs.	– Не раздражайся, Симеон, – умоляла жена вперемешку с всхлипываниями.
The exit of the official was immediately followed by another summons for admission, even more imperative.	Едва полицейский успел выйти, как раздался новый стук, еще более настойчивый.
A lady entered and handed to Simeon a card:	Вошла молодая женщина и вручила Симеону визитную карточку.
"Miss Eve Fincastle.	На ней стояло: мисс Ева Финкастль –
The Morning Journal."	«Утренняя газета».
"My paper — — " she began.	– Наша газета… – начала она.
"You wish to know if I exist, madam!" said Simeon.	– Вас, сударыня, интересует, жив ли я? – оборвал ее Симеон.
"I — — " Miss Fincastle caught sight of Cecil Thorold, paused, and bowed stiffly.	– Я… – мисс Финкастль увидела Торольда, замолчала и сухо поклонилась.
Cecil bowed; he also blushed.	Сесиль тоже поклонился и покраснел.
"I continue to exist, madam," Simeon proceeded. "I have not killed myself.	– Жив, пока жив! – загремел Симеон. – Рук на себя не накладывал!
But homicide of some sort is not improbable if — — In short, madam, good night!"	Но весьма возможно, укокошу кого-нибудь другого, если… Словом, спокойной ночи, сударыня!
Miss Fincastle, with a long, searching, silent look at Cecil, departed.	Мисс Финкастль, бросив на Сесиля исподлобья подозрительный взгляд, удалилась.
"Bolt that door," said Simeon to his daughter.	– Запри дверь! – приказал дочери Симеон.
Then there was a third knock, followed by a hammering. "Go away!" Simeon commanded.	Послышался новый стук, полный отчаяния. – Прочь! – заревел Симеон.
"Open the door!" pleaded a muffled voice.	– Откройте дверь! – взмолился стучавший.
"It's Harry!" Geraldine whispered solemnly in Cecil's ear. "Please go and calm him.	– Это Гарри! – шепнула торжественно Жеральдина Сесилю. – Пожалуйста, выйдите и успокойте его.
Tell him I say it's too late to-night."	Передайте ему, что я сказала, «сегодня уже поздно».
Cecil went, astounded.	Сесиль вышел, недоумевая.
"What's happened to Geraldine?" cried the boy, extremely excited, in the corridor. "There are all sorts of rumours.	– Что случилось с Жеральдиной? – воскликнул юноша. – Ходят всякие слухи.
Is she ill?"	Она больна?
Cecil gave an explanation, and in his turn asked for another one.	Сесиль рассказал все и в свою очередь потребовал объяснения.
"You look unnerved," he said. "What are you doing here? What is it?	– У вас такой взволнованный вид, – обратился он к Гарри. – В чем дело?
Come and have a drink.	Пойдем выпьем.
And tell me all, my young friend."	И расскажите мне все по порядку.
And when, over cognac, he had learnt the details of a scheme which had no connection with his own, he exclaimed, with the utmost sincerity:	И когда за коньяком Сесиль узнал подробности их плана, ничего общего не имевшего с его собственным, то мог лишь с укором воскликнуть:
"The minx!	«Ах кокетка!
The minx!"	Кокетка!»
"What do you mean?" inquired Harry Vaux-Lowry.	– Что вы хотите этим сказать? – спросил Гарри Валори.
"I mean that you and the minx have had the nearest possible shave of ruining your united careers.	– Хочу сказать, что вы и предмет вашего сердца чуть-чуть не изломали вконец свои жизни.
Listen to me. Give it up, my boy.	Ваш план не выдерживает критики.
I'll try to arrange things.	За дело возьмусь я.
You delivered a letter to the father-in-law of your desire a few days ago.	Несколько дней назад вы вручили вашему будущему тестю письмо.
I'll give you another one to deliver, and I fancy the result will be, different."	Я попрошу вас передать ему другое и, полагаю, результат будет иной.
The letter which Cecil wrote ran thus: —	Письмо, написанное Сесилем, было нижеследующего содержания:
"DEAR RAINSHORE, — I enclose cheque for £100,000.	«Дорогой Рейншор, примите вложенный чек на 100 000 фунтов стерлингов.
It represents part of the gold that can be picked up on the gold coast by putting out one's hand — so!	Это часть того золота, которое можно подбирать на «золотом» берегу, для чего стоит только протянуть руку.
You will observe that it is dated the day after the next settling-day of the London Stock Exchange.	Обратите внимание, что он датирован следующим днем за ближайшим днем расчета на Лондонской бирже.
I contracted on Monday last to sell you 25,000 shares of a certain Trust at 93 3/8, I did not possess the shares then, but my agents have to-day bought them for me at an average price of 72.	В понедельник я заключил с вами договор на продажу вам 25 000 акций некоего треста по 93. В то время у меня этих акций не было, но сегодня мои агенты приобрели их мне в среднем по 72 за штуку.
I stand to realise, therefore, rather more than half a million dollars.	Таким образом, на этой комбинации я нажил более полмиллиона долларов.
The round half-million Mr. Vaux-Lowry happens to bring you in his pocket; you will not forget your promise to him that when he did so you would consider his application favourably.	Ровно полмиллиона принесет вам в своем кармане мистер Валори, и можно думать, вы теперь не будете противиться его женитьбе на вашей дочери, иначе не сдержите данного вами слова.
I wish to make no profit out of the little transaction, but I will venture to keep the balance for out-of-pocket expenses, such as mending the Claribel's shaft. (How convenient it is to have a yacht that will break down when required!) The shares will doubtless recover in due course, and I hope the reputation of the Trust may not suffer, and that for the sake of old times with my father you will regard the episode in its proper light and bear me no ill-will.	Я не хочу пользоваться наживой, но удержу небольшую сумму – столько, сколько мною было затрачено на починку машин на «Кларибели» (как удобно иметь в своем распоряжении яхту, которая может поломаться в любой момент). Акции без сомнения постепенно поднимутся, и я надеюсь, что репутация треста нисколько не пострадает, а вы, памятуя свои турниры с моим покойным отцом, не придадите моей проделке серьезного значения и сохраните обо мне добрую память.
— Yours sincerely, C. THOROLD."	Искренне преданный вам С. Торольд».
The next day the engagement of Mr. Harry Nigel Selincourt Vaux-Lowry and Miss Geraldine Rainshore was announced to two continents.	На следующий день по обе стороны Ла-Манша стало известно о помолвке мистера Гарри Найгеля Селинкурта Валори с мисс Жеральдиной Рейншор.

I

I

II.

II

III.

III

IV.

IV

V.

V

VI.

VI

LEWIS FOREMAN SCHOOL, 2018-2024. Сеть мини школ английского языка в Москве для взрослых и детей. Обучение в группах и индивидуально.

Товарный знак LEWISFOREMANSCHOOL зарегистрирован №880545 в Государственном реестре товарных знаков и знаков обслуживания Российской Федерации